Взгляды Карла Ясперса на

психо-соматические взаимосвязи

и на конституциональные типы.

 

Попытка адаптации

для гомеопатической практики.

Опубликовано в журнале Гомеопатия и фитотерапия, № 1 и 2 за 2013 год.

 

Постановка проблемы

 

«Доктор, а какой у меня конституциональный тип?». Что вы чувствуете, когда слышите такой вопрос, уважаемый коллега? Лично я чувствую при этом сильный диссонанс. Сопротивление к зреющему у меня плану лечения.

Уже знаю, что сейчас последуют рассудочные возражения в духе: «я не могу быть пульсатиллой, потому что у меня нет того-то и того-то, зато есть это, а этого нет у пульсатиллы, я об этом прочитала в «Cosmo» несколько месяцев назад». А я собирался назначить, к примеру, ту же Пульсатиллу, но не потому, что считал ее конституциональным препаратом, а просто потому, что она соответствовала актуальному симптомокомплексу. Конечно, такое можно услышать от пациента с узким кругозором, да и не очень хорошим воспитанием, но нередко бывает, что такой человек обладает хорошей памятью и производительным умом, однако сопоставляет факты, совершенно незаслуженно придав им свойство конкретности, очевидности. Такой способ мышления может быть высоко продуктивным для некоторых видов практической деятельности, что способствует развитию большой самоуверенности у его носителя. К сожалению, такие операционные схемы неприменимы при анализе сложных объектов. Бывает досадно, когда прямое узнавание не принимается достоверным, а непротиворечивое сопоставление фактов невозможно. У врача может сложиться прямой план действий, с идущей из глубин уверенностью, что он приведет к желаемым результатам. И вот выясняется, что невозможно перейти к реализации этого плана, поскольку у пациента навязчивое рационализирование. Чтобы выходить из таких ситуаций мы должны быть на голову выше пациента в общефилософской подготовке, в умении опровергать гносеологические заблуждения пациента. Возможно, эта статья вооружит читателя необходимыми формулировками, чтобы подправить позицию пациента, который в ущерб себе смещает акценты с решения своей насущной соматической проблемы (речь не идет о поверхностном взгляде, «истреблении симптомов» на абстрактную задачу идентификации своего конституционального типа и поиск того единственного лекарства, которое его, наконец, окончательно вылечит.

Но если человек не специалист, откуда у него такая информация? Увы, эти заблуждения идут из нашей же профессиональной гомеопатической среды. Активно пропагандируется мнение, что самое главное – определить конституциональный тип. То самое, единственное лекарство, которое коренным образом изменит организм и самое бытие. Это можно даже рассматривать как вариант симптома «желание быть загипнотизированным».

Вот выдержка из письма одного из читателей моего сайта (не врача):

«В эффективности гомеопатии не сомневаюсь (много раз проверено на себе и собственной практике). Но у гомеопатии, как вида терапии, на мой взгляд, пока есть две большие “проблемы”:

 -во-первых, это крайне сложный путь выбора лекарства <конечно, трудно лечить, если ты не врач>, особенно в классической (идеальной?) гомеопатии – и, как результат, сложные, хронические случаи оказываются посильными только гениальным гомеопатам;

 -во-вторых, в настоящее время нет пока аппаратуры объективного контроля, которая бы позволяла отслеживать те более чем “нанопроцессы”, которые, несомненно, должны происходить в организме в случае той или иной степени “точного попадания” гомеопатических препаратов (появление такой аппаратуры сразу бы свело на нет все обвинения гомеопатии в “ненаучности” – и, возможно, это уже вопрос недалекого будущего. Но хотелось бы поскорее).

 А до тех пор есть надежда на более точный выбор лекарства через конституциональный тип. У меня создалось впечатление, что Филип Бейли нарисовал очень рельефные портреты основных типов с наиболее доходчивой стороны.»

Это весьма типичное отношение к нашей дисциплине.

Между тем, у авторов серьезных руководств, начиная от Ганемана нет упоения возможностями конституционального подхода. Например, Г. Кёлер в своем учебнике «Гомеопатия», перечисляя методы «быстрого подбора лекарства» указывает, в частности, на конституциональный подход: «Обсуждая короткий путь поиска лекарства я хочу остановиться на аспектах диагноза по лекарственным типам. Этот путь короткий, но опасный. Он доступен врачу с тренированным глазом, хорошей зрительной памятью и наблюдательностью. Однако опасность огульного деления людей на лекарственные типы велика. Ведь предстоит лечить не тип, а больного человека с совокупностью его симптомов, которые нужно оценить и по которым надо подобрать медикамент.» Из дальнейшего изложения станет еще более ясно, в чем «опасность».

Чтобы не создавать путаницы и сохранить преемственность с междисциплинарными учениями о конституции, следует различать конституциональные типы в собственном смысле слова, как крупные пласты, которые соответствуют большинству представителей человеческого рода, обоим полам и разным расам, и гомеопатические лекарственные типы, соответствующие названиям препаратов. Конституциональные типы в собственном смысле слова: карбонический – пикнический/гиперпластический, фосфорический – лептосоматический/гипопластический, флюорический – диспластический, сульфурический – пропорциональный. (Это довольно точные соответствия из классификаций конституциональных типов Антуана Небеля и Кречмера – Конрада) Может быть, это не самые тривиальные обозначения антропологических конституций, почему указаны именно эти, станет ясно из дальнейшего изложения. Гомеопатические лекарственные типы, по сути, тоже являются конституциями, и все предлагаемые ниже теоретические рассуждения справедливы по отношению к ним в полной мере.

Последний год прошел у меня под знаком углубленного изучения руководства Карла Ясперса «Общая психопатология», где я наткнулся на глубокий философский анализ подходов и проблем, связанных с построением конституциологии. К. Ясперс работал над этой книгой всю первую половину 20-го века, она выдержала ряд изданий с 1913 до 1959 годов. Каждое издание было существенно переработано. Будет грубейшим заблуждением, полагать, что все изложенное в этой работе имеет отношение только к психиатрическим проблемам. Психопатология действительно явилась отправным пунктом, но в виду неразрывной связи психического и соматического выводы автора справедливы также для случаев психиатрической нормы, когда у пациента имеются соматические проблемы, имеющие пограничную окраску, характерологическую, или связанную с глубинными психологическими предпосылками. Идея «деллюзии» хорошо укоренившаяся в гомеопатии, это один из способов обозначить такие глубинные предпосылки.

Я не нашел другого способа донести до читателя этот подход, кроме как привести перечень пространных цитат. Цитаты, заключенные в скобки и набранные шрифтом меньшего размера, без указаний каждый раз автора, являются выдержками из последнего издания этой работы. Выделение полужирным шрифтом внутри цитат сделано мною, с целью подчеркнуть необходимые акценты. Актуальность данной статьи я вижу в том, чтобы укрепить гомеопатию, постоянно испытывающую критику официозных и поверхностно мыслящих ученых. Да, исчерпывающей точности нет в гомеопатии, но ее нет и в других науках. Угроза исходит и изнутри, когда некоторые наши специалисты декларируют во-первых, принципиальную возможность однозначно определить  гомеопатический лекарственный тип и, во-вторых, слишком большие лечебные возможности от такого определения.  А именно такое «знание» с особой охотой подхватывается общественностью. Корни этого явления тоже вскрыты Карлом Ясперсом: «… мы обезопасим от обоснованной критики не только то, что мы видим, но и то, как мы это формулируем, не только наши интуиции, но и методы исследования, которые руководствуются нашими интуициями. Никакой неумный подражатель не сможет запустить в действие механизм ложного знания, дабы с его помощью поскорее и с наименьшими усилиями разложить по полочкам всех людей. Кроме того, мы сможем отвести предрассудок, согласно которому конституции как таковой не существует, а есть лишь специфически обусловленное воздействие эндокринных желез на тело в целом: на самом деле конституция существует не как объективный факт, а как необходимая идея. Наблюдения над «человеческим», осуществленные без этой идеи, непременно будут бедными и ограниченными.»

 

Неразрывная связь психического и соматического

 

Поскольку базисом данной статьи является руководство по психопатологии необходимо в очередной раз акцентировать внимание на связи и единстве психического и соматического в недрах человеческого существа. Это прояснит, почему именно психические симптомы имеют для врача гомеопата столь высокий приоритет в лечении соматических заболеваний.

Целый ряд симптомокомплексов можно рассматривать как нарушение схемы тела.

Предоставим слово К.Ясперсу.

«Вообще говоря, мы должны отчетливо представлять себе, что соматические рамки, начиная с раннего детства, играют значительную роль в формировании самосознания и поведения человека. В течение всей жизни мысли человека о себе и своей внешности подвержены воздействию того, какой у этого человека рост, насколько он физически развит, красив или уродлив — при том, что все эти обстоятельства изначально не имеют ничего общего со сферой психического. Личность человека моделирует себя согласно тому, каковы конфигурации его тела; психическое развитие осуществляется при помощи тела и в постоянном взаимообмене с ним, так что соматические конфигурации и психическая жизнь взаимодействуют даже несмотря на свою изначальную отчлененность друг от друга.»

«Психическую конституцию можно кратко охарактеризовать одной фразой: это целостность, переживаемая индивидом как нечто, неотделимое от его соматической субстанции. Представляется, что она находится в тесной связи с такими понятиями, как квант психической энергии, подверженность психических функций диссоциации, возбудимость, утомляемость, сопротивляемость, типы реакций, а также непереносимость алкоголя, идиосинкразия, соматически укорененное самосознание, основное витальное настроение и, наконец, физиогномический Habitus тела, способ движения и представления собственного «Я», скорость движений и событий внутренней жизни.»

«В соматической патологии конституция означает целостность соматической жизни индивида или типа во всем ее своеобразии и в той мере, в какой она представляет собой нечто долговременное. Все соматические функции связаны друг с другом; идея конституции состоит в бесконечной целостности этих взаимосвязей — целостности, которая обусловливает каждую функцию в отдельности и которая, в свой черед, зависит от любой отдельно взятой функции. … Идея конституции как особого рода целостности нерушима; завершив анализ той или иной из числа отдельных функций, мы неизбежно вновь и вновь возвращаемся к этой идее.»

 «Единство соматического и психического. Единое не принадлежит только сфере соматического или только сфере психического. Оно проявляется в обоих этих формах; это не сома и не психея, а сама жизнь. Единое коренится в бессознательном и оттуда распространяет свое влияние на все соматические функции и психические состояния.

Но это единство никогда не существует для нас как целое. Когда соматопсихическое единство дается нам в опыте — например, когда мы, понимая, воспринимаем мимику и физиогномию другого человека, непосредственно осознаем наше собственное наличное бытие, наши влечения и проявления, ощущаем причинно-следственную природу соматопсихических круговоротов, — это всегда частное единство, принадлежащее данному, и именно данному опыту, а не высшее, всеобъемлющее единство тела и души. По мере умножения нашего знания мы переходим от неизбежного разделения на тело и душу к разделению неопределенного и не поддающегося определению соматопсихического единства на специфические, частные модусы этого единства.

Полноценного понимания мы достигнем только при условии, что будем иметь в виду всю совокупность отношений личности и психоза к телосложению, психическим функциям и соматическим функциям. Мы никогда не сможем дать эндогенным психозам биологически справедливую оценку, рассматривая их как изолированные, втиснутые в узкие рамки клинической систематики нозологические единицы, взятые вне зависимости от их естественного генетического контекста».

В свете этого не могу не заметить, что и в рамках частных мецицинских дисциплин, особенно в ревматологии и в эндокринологии «втискивание» в рамки нозологической единицы не настолько оправдано, насколько это делается в учреждениях здравоохранения. Диагнозы хороши как способ общения между коллегами и как некие сознательно упрощенные категории медицинской статистики, необходимой для управления здравоохраниением.

… большой прогресс был достигнут в изучении внутренней секреции и ее воздействия на множество событий соматической и психической жизни. Но если морфологически видимый habitus может быть однозначно объяснен аномалиями внутренней секреции, это значит, что нам уже нет смысла говорить о конституции, содержащей в своих недоступных пониманию основах всю бесконечную целостность сомато-психической жизни. К аномалиям, обусловленным расстройствами внутренней секреции, относятся, в частности, акромегалия (гипофиз), микседема (щитовидная железа), евнухоидизм (половые железы).

Все эти исследования представляют частный интерес. Кречмер был первым психиатром, прочувствовавшим проблему во всей ее масштабности и глубине и, таким образом, придавшим исследованиям импульс, который не утратил своей действенности вплоть до сего дня. Проявив независимость и смелость, он воскресил старое учение о темпераментах во всем его объеме, сообщил ему современную форму и наглядно показал его превосходство над значительно более ограниченными теориями недавнего прошлого. С точки зрения основ психопатологии важно понять позитивную значимость, смысл и пределы его исследований, равно как и, возможно, его ошибки».

Мы сможем осуществить переход от рассуждения Ясперса о конституции, которые применялись для психиатрии, к нашему пониманию гомеопатического конституционального типа, если расширим понятие психоза. Слово «психоз» невозможно использовать для характеристики психического состояния пациента с хроническим соматическим заболеванием, находящегося в области психиатрической нормы. Целесообразно ввести предварительную рабочую концепцию, смысл которой в том, что сущность психического состояния хронического больного и сущность психоза общая, хотя внешние проявления, направленность и степень выраженности  качественно различаются. Это избирательная психическая дезадаптация соматического больного. В общем случае ее корни лежат на недоступной пониманию глубине, хотя с помощью специальных техник (а иногда и спонтанно) вскрывается анамнестический пласт, порождающий те или иные симптомокомплексы. В любом случае, предрасположенность к дезадаптации такого рода залегает глубже. Этот расширенный термин определяет как саму картину психического состояния, подлежащую лечению, так и возможность соматической патологии как компенсации психоза. Например, у подростков с делинквентными тенденциями нередко встречаются осложненные формы угревой болезни. Получается, что как бы деструктивная психическая энергия преобразуется в гной и таким образом выводится из организма. Если бы этого не происходило, то могло бы случиться полное разрушение личности, т.е. психоз в узком смысле слова. Не поэтому ли Калиум броматум, Анакардиум ориентале, препараты, в патогенезе которых можно усмотреть картины вполне развернутого психоза, являются рутинно назначаемыми препаратами при угревой болезни. А так мы наблюдаем у пациента отчетливую акцентуацию характера, поведение с отклонениями, что является явной психосоциальной дезадаптацией, но никак не психозом в узком смысле, которых выделено всего три: шизотимия, циклотимия и (с оговорками) эпилепсия. (Психозы в результате интоксикаций, органических заболеваний или повреждений мозга здесь не рассматриваются.) Стоит задуматься о том, что при ревматических болезнях воспалительная составляющая сберегает психику пациента от истинной депрессии в психиатрическом смысле этого слова. Может быть, это объясняет почему одним из частых побочных эффектов нестероидных противовоспалительных средств является депрессия. Мы убираем плацдарм, на котором психическая энергия может менее опасно для личности проявлять себя в виде боли и воспаления.

Об этом же у Ясперса: «Фон Вайцзеккер (v. Weizsаcker. Аrtziiche Fragen. - Leipzig, 1934, S. 31) пишет: "С нашей стороны было бы правильнее форсировать исследования, направленные на разгадку все еще непонятных для нас явлений духовной сферы, нежели удивленно глазеть на „чудеса" стигматизации, истерии и гипноза как на некие исключения из правил. Рассматриваемые как исключения, они освобождают нас от того, чтобы предполагать наличие чего-то аналогичного также и в патологических симптомах". Фон Вайцзеккер стремится найти психологически понятный элемент в любых болезнях. Но верно ли, что все - в том числе и тяжелые органические - соматические болезни насквозь пронизаны элементами из сферы психического? Если бы это удалось убедительно показать, открылись бы не просто новые сферы знания о человеке, но и принципиально новый путь к познанию того, что происходит в сфере физического. Но возможность этого вызывает у меня сомнение - хотя я и предполагаю, что граница здесь достаточно зыбка. Так или иначе, подобная постановка вопроса кажется оправданной.

Болезнь может быть постигнута как особый, присущий именно данной личности способ существования (именно так дело обстоит у невротиков). В конечном счете такой особый способ существования формируется экзистенцией; биологические события, модифицируясь во времени поведением человека, складываются в его биографию.»

 «Мы понимаем «соскальзывание» в психоз или соматическую болезнь исходя из соответствующего содержания. Это похоже на бегство в болезнь, осуществляемое ради того, чтобы ускользнуть от действительности и, в особенности, от ответственности за свои поступки. То, что должно быть внутренне пережито, переработано, интегрировано в целостный контекст психической жизни, замещается соматической болезнью (за которую человек вроде бы не несет никакой ответственности) или исполнением желаний в рамках психоза (что создает мнимую реальность, которая не просто заслоняет, но и маскирует эмпирическую действительность). Благодаря «бегству в психоз» человеку удается в собственных переживаниях добиться мнимой реализации того, в чем эмпирическая реальность ему отказала. Но такое переживание обычно содержит в себе элемент двусмысленности. При психозе все страхи и потребности человека, равно как и все его надежды и желания выступают как нечто, реализованное в виде пестрой череды бредоподобных идей и галлюцинаций.»

«Психоз имеет некоторый смысл — причем это может относиться либо к психозу как целому, либо к отдельным его деталям. Он служит для защиты, он предохраняет, он позволяет ускользнуть от действительности, он исполняет желания. Его источник — это ставший невыносимым конфликт с реальностью. Но значение подобного понимания не следует преувеличивать. Во-первых, механизм трансформации сам по себе не может быть понят в принципе. Во-вторых, количество реально имеющих место аномальных явлений почти всегда больше того, которое может быть объединено в рамках целостного, доступного пониманию контекста. В-третьих, даже в тех случаях, когда травматическое переживание играет роль причинного фактора, бывает трудно оценить действительную меру его значимости с этой точки зрения.»

Вот еще один пласт явлений, характеризующийся взаимными переплетениями психической и соматической сфер. Среди наших пациентов такие явления весьма нередки. У Ясперса это названо «первичными бредовыми переживаниями». В приводимой ниже цитате можно усмотреть описание панических атак и анозогнозии. Здесь же можно усмотреть корни свойственного большим пластам населения стремления к конкретности, пусть даже ложной.

«… У больных обнаруживаются некоторые первичные ощущения, чувства, настроения, состояния сознания. Больным страшно, их охватывает подозрительность. Все приобретает новый смысл. Окружающее каким-то образом — хотя и незначительно — меняется; восприятие само по себе остается прежним, но возникает какое-то изменение, из-за которого все окутывается слабым, но всепроникающим, неопределенным, внушающим ужас свечением. Жилье, которое прежде ощущалось как нейтральное или дружественное пространство, теперь пропитывается какой-то неуловимой атмосферой («настроением», Stimmung). В воздухе чувствуется присутствие чего-то такого, в чем больной не может дать себе отчета; он испытывает какое-то подозрительное, неприятное, жуткое напряжение. Использование слова «настроение» (Stimmung) могло бы навести на мысль о психастенических настроениях и чувствах и, таким образом, стать источником путаницы: но в связи с этим бредовым настроением (Wahnstimmung) мы всегда обнаруживаем нечто, пусть совершенно неопределенное, но «объективное»: зародыш объективной значимости и смысла. Это общее бредовое настроение, при всей неопределенности своего содержания, должно быть невыносимо. Больные, очевидно, испытывают под его гнетом страшные мучения; дойти до какой-либо определенной идеи — это для них то же, что освободиться от невыносимого груза. Больные чувствуют себя так, словно они «утратили власть над вещами; они ощущают страшную неуверенность, которая заставляет их инстинктивно искать опору. Обретение опоры приносит с собой уверенность в своих силах и комфорт; это возможно только как результат формирования идеи (при прочих равных условиях то же относится и к здоровым людям). При депрессии, страхе или чувстве беспомощности внезапное ясное — пусть даже ложное — сознание реальности немедленно оказывает успокаивающее воздействие. Суждения становятся более трезвыми; чувства, возбужденные возникшей ситуацией, теряют силу. С другой стороны, нет страха хуже, чем перед неизвестной опасностью» (Hagen).»

Такой пациент обычно приходит на прием с незначительной соматической жалобой. Довольно быстро выясняется, что у пациента тревога, так как он чувствует нарастающую симптоматику психического расстройства. А потом уже становится очевидным «первичное бредовое переживание». Иногда удается выявить наличие некой подсознательной структуры; я наблюдал, что в анамнезе у таких людей можно обнаружить аборты, которые одно время делались под кетаминовыми наркозами. Выйдя из такого наркоза, человек иногда описывает сверхреалистичные устрашающие видения. Возможно, они бывают гораздо чаще, чем это способна определить статистика. В тех случаях, когда пациент не вспоминает ничего подобного, мы можем допустить, что это было на подпороговом уровне, переживания имели место, но не проникли в сознание, удерживаются в ближнем подсознании, создавая ощущение смутной тревоги. Возможно также, это бывает и при наркозах другими препаратами, считающимися лишенными таких эффектов. Разумеется, такие переживания могут возникать в напряженной жизненной ситуации и даже случаться спонтанно (точнее – в таких случаях не удается выявить провоцирующих обстоятельств.)

Обсуждая динамику протекания психических заболеваний и аномальных состояний сознания Карл Ясперс останавливается на характеристике таких явлений как «периоды», «фазы» и «припадки».

«Фазы — это изменения психической жизни, наступающие эндогенно или вызываемые какими-либо случайными, неадекватными стимулами. Фазы могут длиться неделями, месяцами и даже годами, но всегда заканчиваются; по истечении фазы восстанавливается предшествовавшее ей состояние. Припадки — это очень короткие фазы. Фазы периодичны, если, помимо эндогенного происхождения, они отвечают следующему условию: отдельные фазы отделены друг от друга регулярными промежутками времени и выказывают отчетливое сходство друг с другом.

Известно немало случаев, когда у одного и того же индивида бывает множество совершенно непохожих друг на друга припадков и фаз. В случаях, когда все эти припадки и фазы могут быть обоснованно приписаны некоей единой основе (то есть определенного рода предрасположенности или болезненному процессу) — основе, различные проявления которой суть всего лишь модификации, обусловленные различиями на уровне внешних, преходящих обстоятельств, — мы говорим об эквивалентах. Понятие «эквивалентности» было введено Замтом в связи с фазами и припадками при эпилепсии, а затем распространено на другие разновидности фаз и припадков — например, на расстройства настроения и расстройства, обусловленные аффективными причинами (психореактивные состояния). В качестве эквивалентов (в особенности при эпилепсии) мы можем рассматривать также такие чисто соматические припадки (petits maux, мигрени и т. п.), которые, как предполагается, служат «замещению» настоящих эпилептических припадков.

В случаях, когда такие различия не обусловлены причинами физиологического порядка (так, во время физической работы алкоголь действует слабее, чем во время отдыха), их причину следует искать в колебаниях общей диспозиции психики — диспозиции, составляющей непосредственную основу нашей сознательной душевной жизни. Незначительные колебания диспозиции не являются предметом психиатрии и не подлежат лечению; но существуют переходные формы, которые ведут от них к действительно тяжелым заболеваниям, проявляющимся в виде одной или нескольких фаз и давно и широко известным, особенно в области аффективной жизни. Поскольку речь идет о фазах, окончательный прогноз всегда благоприятен. Известны случаи, когда болезнь (меланхолия) длилась до десяти лет и все же заканчивалась излечением. Правда, аффективные расстройства, маниакальные и депрессивные состояния — это наиболее удивительные из всех «фазных» болезней; но у нас нет оснований полагать, будто аффективные изменения, которые сопровождают почти все фазы, — это единственный по-настоящему существенный момент последних. Известны фазы, при которых доминируют всякого рода навязчивые явления; фазы могут заключаться и в простой ретардации (торможении) без выраженной депрессии, или в соматических жалобах без сколько-нибудь заметных изменений на уровне психики, или, наконец, в психастенически-невротических состояниях либо аффективных состояниях, которые не удается однозначно локализовать в рамках оппозиции «удовольствие—неудовольствие».

Хотя термин «циркулярное расстройство» применяется главным образом по отношению к маниакально-депрессивным психозам, фазы и периоды служат обычными формами проявления не только расстройств этого типа, но и большинства других заболеваний.»

Такая динамика, это то, с чем мы систематически сталкиваемся и в общей терапии. При гомеопатическом осмыслении процесса лечения, когда внимание врача сосредоточено в равной мере как на соматических жалобах, так и на психическом состоянии, это явление определяется очень явственно.

Теперь, когда единство соматических проявлений и психической жизни нами рассмотрено, мы можем перейти к тому, чем являются конституции в глазах психопатолога, понимая, что это в равной степени относится и к соматической сфере.

 

Диалектика конституционального подхода.

 

В те времена, когда происходило формирование Карла Ясперса как специалиста, а это было на рубеже 19-го и 20-го веков, еще сильно было влияние физиогномики, не только в анекдотическом виде в богемных кругах, но и в серьезных клиниках. Он ссылается по ходу изложения на статистические исследования связи физиогномических признаков с характерологией и психиатрическими нозологиями, и отмечает, что хотя сколь-нибудь существенных или однозначных корреляций не зарегистрировано, все же есть в этом подходе нечто, из-за чего он не может быть отброшен за ненадобностью. То, что при попытке физиогномического рассмотрения личности включается интуиция. Для Ясперса типология в значительной степени связана с физиогномикой, поэтому в цитатах нередко присутствует это слово.

Ясперс подмечает, странное обаяние различных типологий, их убеждающую силу, способность мгновенно оказывать на человека влияние:

«Физиогномический взгляд на человека непосредственно выявляет природу его психической субстанции в его физическом облике. Описания физического облика в их сопряжении с соответствующей характерологией обладают большой убеждающей силой и оказывают мгновенное воздействие, подобно точному и умелому профессиональному описанию произведения искусства. Мы, безусловно. верим, что описание истинно.» Для нас такое «обаяние» объясняет, устойчивую фиксацию ряда врачей и пациентов на конкретно понятой идее гомеопатического лекарственного типа.

«Во всем, что может быть «прочитано» на основании поведения и внешних проявлений, должна обнаруживаться какая-то объединяющая совокупность признаков. Это касаются даже таких деталей, как форма ушей: в последней видят нечто не совсем отчетливое. неполное, но физиогномически характерное, и стремятся выразить эту характерность в форме эпиграмматических и не поддающихся проверке суждении на тему об «этических припухлостях», «метафизических складках», «развратных мочках» и т. п. Нам следует учитывать возможности логического развития таких суждений и не питать иллюзий на их счет. Мы можем оценить это направление исследований как своего рода курьезную игру и перестать рассматривать сделанные в его рамках выводы в качестве точных научных формулировок; но сами по себе попытки подобного рода заслуживают интереса и не представляют опасности для нормального развития нашей науки. Убежденность в том, что таким образом могут быть «прочитаны» существенные характерологические признаки человека, равноценна стремлению усматривать сущность Космоса в символах природы: мировоззрение этого рода, которое прежде называли «натурфилософией», в действительности вполне метафизично. Тот тип «сущности», который выражает себя одновременно и в человеческом характере, и в форме ушей пребывает настолько глубоко, что вообще не может быть доступен эмпирическому исследованию. Предположим, что характер человека «прочитан» по форме его ушей, а затем осуществлен контроль результатов этого анализа относительно всех доступных биографических данных. Несомненно, мы встретимся со множеством успешных и непредвиденных подтверждений, но все они — как я смог убедиться на опыте собственных исследований — будут проистекать не из знания, а из прямых, неконтролируемых интуиций личности. Очевидна нелепость попыток «спрессовать» эти интуиции до размеров науки о припухлостях, складках пропорциях и т. п., позволяющей механически «вычитывать» из формы ушей то, что едва ли может полностью выявиться на протяжении целой жизни — глубинную, сущностную природу человека. Мы не можем объективировать интуиции, относящиеся к скрытой за внешним обликом природе объектов, так как они касаются не измеримых аспектов этого облика, а чего-то такого, что не поддается точному определению. Здесь мы сталкиваемся не с отдельными регистрируемыми формами и их измерениями, а с соотношениями формы и измерения. Эти соотношения не могут рассматриваться как отдельные измеримые единства; они переходят в бесконечность, которая в принципе не редуцируема до каких бы то ни было рациональных, исчислимых величин.»

Представляется, что обнаружить точную корреляцию на основании одной только статистики невероятно сложно, поскольку ни физические формы, ни характеры не поддаются однозначному измерению и исчислению, они доступны нашему обозрению лишь в виде типов. Типы эти, однако, не являются родовыми понятиями, и соответствующая типологическая классификация не может быть безусловной и однозначной. В чистой форме такие типы встречаются крайне редко: обычно приходится иметь дело со «смешанными» разновидностями. Типологическую классификацию мы используем лишь как инструмент для приблизительных измерений, а не как набор точно сформулированных и реальных категорий, к которым отдельные случаи либо относятся, либо нет. Даже в применении к «смешанным» случаям не могут быть осуществлены такие измерения, которые позволили бы определить пропорциональное соотношение различных типов: как видим, ситуация выглядит совершенно иначе, чем, скажем, в случае измерения содержания белка в моче и т. п. Подсчеты — это нечто слишком точное, а в сфере физиогномики нет ничего исчислимого. Весьма высока вероятность того, что различные наблюдатели, не находящиеся в контакте друг с другом, применительно к одному и тому же материалу придут к разным выводам. Как бы то ни было, мы в данном случае имеем дело не с физиогномической проблематикой, а с той разновидностью исследования, которая заинтересована в обнаружении связи, скажем, между диабетом, базедовой болезнью или туберкулезом с одной стороны и шизофренией — с другой. Единственное различие состоит в том, что в последних случаях связь может быть точно исчислена — тогда как в применении к соотношению физического строения и характера это невозможно. Возможно, за всеми этими бесплодными исследованиями кроется все еще не познанное, но сообщающее им специфический оттенок «нечто»: но даже если нам, при помощи первого из охарактеризованных здесь подходов, удастся обнаружить этот фундаментальный фактор, не следует ожидать, что он окажется доступен количественному и точному исследованию.

На пути объективного изучения исчислимых факторов «исследователь оказывается ограничен набором простейших элементов, бесконечных корреляций и постоянно умножающихся данных, которые так и не сообщают ничего нового. Символическая суть физиогномического исследования требует подтверждения в виде какого-либо точного анализа, но в ходе такого анализа не удается достичь ничего конструктивного. Подходящим материалом для физиогномического исследования могли бы быть простые, объективные факторы, но им часто недостает хоть сколько-нибудь очевидного символического значения».

«Мыслить «свойство» как нечто устойчивое, понятное в своих проявлениях, в реакциях человека, в его экспрессивных движениях и общем характере его поведения, — это значит выработать определенный тип. Мы конструируем свойство со всеми его следствиями и, рассматривая эту структуру в целом, распознаем ее как нечто безусловно связное. Принимая одно или несколько таких свойств за основу для обобщения, относящегося к человеку в целом, и отмечая доступные пониманию связи между этим фундаментальным набором свойств и всем тем, что человек переживает и делает, мы тем самым развиваем типологию личности.

… Типы возникают не как некие статистически усредненные величины, а как чистые образы («гештальты»). … Правда характерологических типов заключается во внутренней связности доступного пониманию целого. …

Любой характерологический тип может относиться к любому человеку. С другой стороны, реальные люди выказывают различную меру адекватности различным типам. Диалектика типов предполагает, что контрастирующие между собой типы в одном и том же человеке не исключают друг друга, а прямо связаны друг с другом.

Таким образом, сам смысл понятия «тип» делает невозможной исчерпывающую характеристику человека через какой-либо отдельно взятый тип».

«Опыты разработки фундаментальной характерологической классификации

Существует поистине бесконечное множество характерологических классификаций. Почти каждый исследователь, обращающийся к данной проблеме, полагает, будто ему удалось ухватить самую суть человеческой природы. Он выдвигает некую будто бы абсолютную схему и с самого начала стремится убедить некритически настроенного читателя в своей правоте. Но различные классификационные схемы существенным образом отличаются друг от друга в зависимости от того, каков образовательный уровень автора, насколько развито его воображение и, в особенности, насколько глубока та метафизика, с которой связываются исходные предпосылки его суждений о человеческой природе. Чтобы обрисовать весь комплекс разработанных в данной области представлений, необходимо прежде всего дать исторический обзор всего многообразия человеческих типов, в разное время выделенных исследователями в области характерологии».

Конституция (предрасположенность, Anlage) — это совокупность всех эндогенных предпосылок психической жизни. Следовательно, это понятие настолько обширно, что, используя его для какого-либо отдельного случая, мы всегда должны знать, о какой именно конституции в более узком смысле слова идет речь.

Следует различать врожденную конституцию и приобретенную диспозицию. Конечно, возможности организма и психики обусловлены прежде всего тем, что в них есть врожденного. Во вторую очередь они обусловлены всеми теми событиями, которые уже произошли, болезнями, переживаниями, короче говоря — историей жизни в целом; эта история жизни постоянно оказывает модифицирующее воздействие на предрасположенность индивида или трансформирует его в катастрофу душевной болезни.

Морфологически и физиологически видимую конституцию следует отличать также от невидимой диспозиции — потенциальности, которая проявляет себя только в присутствии определенных стимулов и опасностей.

Далее, физическую предрасположенность мы должны отличать от психической, постоянную предрасположенность — от той, которая проявляется только в определенные моменты жизни и т. п.

«Поиск целостности — это поиск бесконечных связей между любыми известными и познаваемыми фактами. Хотя я и не могу прямо познать целое как идею, я могу (по Канту) приблизиться к нему через «схему» идеи. Схемы — это некие модели, которые, будучи объяснены как реалии или фундаментальные теории, могут ввести в заблуждение; но в качестве методологически вспомогательных средств они уместны и могут бесконечно корректироваться и видоизменяться.»

«Как образуются типы? Мы сами создаем их в итоге мысленного созерцания, посредством которого строим связную целостность. Мы проводим грань между усредненным и идеальным типами. Усредненные типы создаются, в частности, в тех случаях, когда мы, исследуя группу людей, устанавливаем определенные измеримые свойства (такие, как рост, вес, способность примечать и запоминать, утомляемость и др.) и подсчитываем средние величины. Совокупность последних и есть усредненный тип для данной группы. Идеальные типы создаются в тех случаях, когда мы исходим из определенных предпосылок и разворачиваем все их следствия, конструируя их на основе причинности или психологического понимания; таким образом, нам удается увидеть целостность как бы «по случаю» нашего опыта, но не в качестве результата самого опыта. Чтобы установить усредненный тип, мы должны иметь в своем распоряжении значительное число случаев; в качестве повода для установления идеального типа достаточно бывает опыта общения с одним или двумя индивидами».

«Типологии возможны везде, где ведется поиск целостностей. Существуют типы умственных способностей и слабоумия, характерологические типы, типы телосложения (они выражаются как в морфологическом, так и в физиогномическом строении), типы клинических картин болезни и т. п. Все они суть попытки схематизировать идею каждой данной целостности».

Нельзя не отметить, что при этом существует опасность ошибочной абсолютизации той или иной частной области, в которой, возможно, будет осуществляться исследование; эта опасность обусловливается потребностью в обобщающем взгляде на целое. Но поскольку любое частное исследование, будучи приложено к реальности, неизбежно вновь выявит свою частную природу, целостность так и останется лишь идеей».

 «Конституциональные типы, во всем своем многообразии, считаются принадлежащими области нормы. Они повсюду обнаруживаются вновь и вновь и отнюдь не являются неповторимыми, «одноразовыми» вариациями человеческих типов, возможными лишь в узких пределах. Но они же считаются болезненными, когда вносят в жизнь элемент расстройства, выказывают неспособность к полноценному жизненному развитию или заключают в себе ярко выраженную предрасположенность к определенного рода заболеваниям. В этих случаях проблема конституции становится проблемой патологии, поскольку в связи с ней выдвигается понятие аномальных разновидностей «человеческого» и становится возможным исследование болезненных диспозиций».

В той части своего руководства, которая так или иначе связана с типологией Ясперс подробно характеризует и подвергает доброжелательной критике работы в этом направлении своего современника Эрнста Кречмера. Надо сказать, что работы Кречмера легли в основу современных классификаций темпераментов. Он выявляет темпераменты формирующиеся на базе пикнической конституции и лептосомной конституции. Как дополнительный, выделен вязкий темперамент на основе атлетического телосложения. Эту концепцию развил К. Конрад, который ввел дополнительное измерение в эту систему (координатная сетка К.Конрада). Его концепция, связанная с генетикой тоже подробно охарактеризована. Отдавая должное дополнениям, которые Конрад внес в систему Кречмера, генетическую составляющую его концепции Ясперс подвергает уже уничтожающей критике.

 «Цель Кречмера — основываясь на подсчете корреляций, выявить закономерные связи между эмпирически установленными комплексными типами телосложения и столь же комплексными психическими типами.

Как он выявляет эти типы? Речь идет не об «идеальных типах», а об эмпирических типах, позволяющих установить средние значения. Кречмер осуществляет свои подсчеты на материале большого числа астеников, пикников и т. д., принимая во внимание все измеримые и видимые признаки. Из всего этого он выводит типичную усредненную картину. Но как он выбирает те случаи, из которых выводится это среднее? По его словам, случаи берутся там, где множество черт морфологического сходства удается проследить у большого числа индивидов. Следовательно, он исходит из определенного интуитивного представления о типах. Он сам свидетельствует об этом, говоря, что его описания типов основываются не столько на числе усредненных случаев, сколько на «по-настоящему красивых случаях», и что натолкнуться на «классический случай» — это «почти счастье». Далее, он свидетельствует о том же, когда пишет: «Конечно, все зависит от тренированности нашего взгляда, который должен сочетать поистине художественное видение с надежностью… Собрание отдельных измерений, без руководящей идеи, без интуитивного представления об общей структуре, ни к чему не приведет. Измерительные приборы ничего не видят. Сами по себе они никогда не дадут нам искомой картины биологической типологии

Итак, Кречмер подсчитывает только яркие, выделяющиеся на общем фоне целостности, типы телосложения, характерологические типы, типы психозов, — но отнюдь не простые, изолированные признаки, которые могут быть одинаково идентифицированы и подсчитаны кем угодно. Но статистика имеет смысл и к чему-то обязывает только при условии, что различные наблюдатели на одном и том же материале приходят к одним и тем же цифрам. В остальных случаях статистика может представить только видимость доказательств и всецело зависит от интуиции (что должно быть изначально заявлено).

Для Ясперса нет сомнения, что Кречмер обладает высокоразвитой интуицией, «… но он, так сказать, «прячет» ее за ложными научными притязаниями и некритическим использованием точных научных методов. Что касается Берингера и Дюзера, то у них мы обнаруживаем точный и критически выверенный исследовательский подход, но не обнаруживаем никакой интуиции. Великий ум, подобный Кречмеру, мог бы возразить, что проверка и контроль важнее разговоров. Мы, в свою очередь, могли бы согласиться и отметить, что кречмеровские типы благодаря их конкретной убедительности и живости будут распознаваться и впредь; но, несмотря на это, мы не стали бы оценивать их статистически, поскольку чисто методологические соображения изначально указали бы нам на неокончательный, ни к чему не обязывающий характер полученных цифр.»

Похоже, что мечта товарища, письмо которого я цитировал в начале не сбудется никогда. И сколько бы не разлагали биополе на спектры – там со статистикой будет еще хуже. Статистический анализ спектральных признаков не предоставит дополнительных возможностей точного определения лекарственного конституционального типа, как не предоставили таких возможностей попытки статистического анализа однозначно определяемых морфологических признаков.

«Прекрасные, в своем роде художественно совершенные описания Кречмера не вызывали бы никаких возражений, если бы не их будто бы естественнонаучная внешняя «точность», которая порождает немалую путаницу. Артистизм и цифры, соединяясь, «размывают» друг друга. Художественное мастерство вызывает живейший интерес, и ученый читатель, чья критическая способность развита в недостаточной степени, «убаюкивается» кажущейся точностью, которая на самом деле есть лишь внешняя оболочка. В качестве задачи декларирован синтез методов, позволяющий распознать новую, реально существующую целостность; но на самом деле мы имеем дело не с синтезом, а со смешением методов. В связи с книгой Кречмера не приходится говорить об истинно естественнонаучном духе, который прежде всего заключается в умении критически дифференцировать и соблюдать точность даже в побочных ответвлениях.

Теорию в целом я считаю неприемлемой (хотя источник, из которого она проистекает, не лишен смысла); она кажется мне наивным предвосхищением научного знания о последних, глубинных факторах жизни, на основе которых каждый отдельный человек может быть отнесен к той или иной «рубрике» и вдобавок классифицирован в качестве ясного, однозначно оцениваемого случая. … я не смог предугадать, <рассматривая данный вопрос в предыдущих изданиях «Общей психопатологии»> насколько влиятельной станет эта теория в скором будущем.

Причины этого влияния, пожалуй, можно понять: ведь для нашего времени характерна массовая потребность в конкретных методах, дающих возможность работать по принципу подражания и аналогии, не продуцируя оригинальных идей».

 «… Даже в век науки иллюзия — особенно если она облачена в научные одежды — может вызвать широчайший интерес, прежде всего среди неспециалистов.

Столкнувшись со столь значительными отклонениями, исследователи были вынуждены начать все сначала; но их предпосылки не изменились. Указывая на ограниченные возможности измерительных приборов, Кречмер требовал тренировки взгляда. Но как раз здесь кроется источник неразрешимого противоречия. Либо натренированный, опытный наблюдатель, основываясь на общем впечатлении, должен отнести конкретный случай к тому или иному типу телосложения (соответственно, призыв тренировать наблюдательность сведется, по существу, к требованию некритически принять процедуру учителя за доказательство истинности его теоретических предпосылок, а антропологические измерения будут неизбежно низведены до положения чего-то почти ненужного, своего рода естественнонаучного антуража) — либо он должен полагаться на измерения и классифицировать случаи согласно заданным, однозначным антропологическим показателям, то есть избранным взаимосвязям между различными измерениями (и тогда — поскольку все, что не может быть измерено, утратит для него всякое значение — он перестанет видеть какую бы то ни было типологию телосложения и окажется в плену бесконечной массы цифр и абстрактных, бессильных корреляций, среди которых ему никогда не найти ни объемлющих единств, ни относительных целостностей).

Но способы работы учителя неоднозначны; они не передаются одинаково всем ученикам, да и у самого учителя они с течением времени меняются».

А ведь мы знаем на опыте, насколько легко иногда может быть распознан гомеопатический лекарственный тип и подтвержден эмоциональным откликом пациента на вопросы! (Но даже в этом случае нет гарантии, что это как-либо поможет решить насущные медицинские проблемы пациента).  Если же он не раскрывается очевидным образом или в результате реперторизации на основании ясных симптомов, не требующих дополнительных интерпретаций, надо просто выбрать другой подход к определению необходимого пациенту лекарства.

«Поначалу казалось, что кречмеровское учение предполагает существование всего лишь двух или трех конституций и что исходное намерение состояло в распределении всех людей по этим двум или трем разновидностям. Но такого намерения на самом деле не было. Кречмер мыслит в терминах того, что он наблюдает. Он видит типы и описывает их. В принципе он ничего не имеет против новых типов. Он мог бы выразиться примерно так: если вы думаете, что существуют какие-то другие типы, опишите и покажите мне их! Едва ли он стал бы возражать против новых форм. По существу, он исходит не из какой-либо схемы или системы, а из своего умения видеть морфологию и физиогномику».

Так что гомеопаты как раз преуспели в описании большого числа гомеопатических лекарственных типов, значительная часть которых, претендует то чтобы называться самостоятельной конституцией. Но все еще сохраняет актуальность закрытая классификация Антуана Небеля, который выделяет фосфорический, карбонический и флюорический и сульфурный типы. Это почти идентично учению Конрада, критически развившего идеи Кречмера:

«В качестве трех основных групп типов телосложения выделяются следующие:

(аа) Лептосоматический (лептоморфный) и пикнический типы телосложения: тенденция к росту тела в длину за счет широкого обхвата или в ширину за счет длины; к этой же группе относится и метроморфное телосложение: пропорциональный рост, который не может рассматриваться ни как середина, ни как норма.

(bb) Гипопластический и гиперпластический (или астенический и атлетический) типы телосложения: тенденции роста, приводящие к недостаточному или избыточному развитию тканей, мышц и костей. Гипопластический (астенический) тип: тонкий острый нос, гипопластические скуловые дуги, отступающий подбородок (что приводит к укорочению средней и нижней части лица), узкие плечи, небольшие руки и ноги, тонкая кожа, редкие волосы. Гиперпластический (атлетический) тип: широкий, крупный нос, сильно выраженные скуловые дуги, выступающий подбородок (и, соответственно, удлиненная средняя и нижняя часть лица), широкие плечи, крупные руки и ноги, грубая кожа, обильные волосы. К этой же группе относится и метропластический тип телосложения: пропорциональный рост между отмеченными двумя полюсами.

(cc) Диспластические формы роста с эндокринной этиологией (избыточная полнота или худоба, евнухоидный рост, акромегалоидная конституция и т. п.) и дефектные структуры, дисморфические тенденции роста (status dysraphicus и т. д.).

Так же, как и в схеме Кречмера, у Конрада классификация типов телосложения связывается с богатым подбором экспериментально установленных физиологических и психологических реакций, равно как и характерологических описаний.

С помощью этой классификации удалось, во-первых, выделить (в третью группу) все патологические формы роста, которые суть не что иное, как болезни, происходящие от известных причин. Говорить о них как о признаках той или иной конституции, по существу, не приходится. Во-вторых, удалось разделить то, что прежде ошибочно смешивалось: например, лептосоматическая форма роста, противопоставленная пикнической как еще одна сильная форма роста, теперь выступает отдельно от астенической формы роста, которая, как слабая форма, противопоставлена атлетической. Гипопластическая форма, как таковая, уже не отождествляется с лептоморфной, но может дополнять последнюю. Гипопластический лептоморфик до сих пор назывался астеником; на самом же деле в данное понятие входит определенная тенденция роста —

гипопластическая, — которая отнюдь не находится в непосредственной связи с лептоморфией.

Три перечисленные группы относятся к трем различным измерениям; каждый отдельно взятый индивид располагается, во-первых, в лептосоматически-пикническом измерении, затем в астенически-атлетическом измерении, и вдобавок он может страдать одной из болезненных форм роста, обнаруживаемых в третьей группе.

Наконец, полярность лептосоматического и пикнического типов пропитывает собой всю человеческую природу, вплоть до уровня физиологических и психологических реакций. В случае же астенически-атлетической полярности «говорить о столь глубоком проникновении не приходится». Дифференцирующий принцип проявляется «только в некоторых устойчивых сочетаниях (констелляциях) признаков, которые почти не влияют на конституцию как целое. Дифференциация не заходит сколько-нибудь глубоко также и в сфере психического. Вряд ли можно говорить о такой дифференциации, которая воздействовала бы на личность в ее самых глубинных основах».

Остается добавить, что диспластический тип мы сегодня склонны рассматривать в рамках концепции соединительно-тканной дисплазии, которая определяется не эндокринной патологией, а нарушениями экспрессии некоторых генов (но не мутациями). Акромегалия, микседема, или определяемые генетические болезни не видятся современным врачам как конституциональные проявления.

Все что Ясперс пишет о типах применительно к психопатологической науке (о самой идеологии введения понятия тип, о самой исходной идее для понятия тип) может быть практически без всяких оговорок отнесено и к нашей науке, хотя типы там называются по-другому. И сколько бы не конструировали систем, связанных с тем или иным манипулированием с типами (истиный, приобретенный патологический) это для кого-то покажется наглядным и вызовет характерных для таких построений энтузиазм, но по сути – «не надо гипостазировать идею».

 «Идея конституции как целостности телесного и душевного состояния верна. Гипостазирование идеи, возведение ее в ранг доступного познанию объекта ложно. Поэтому всякое научное познание, следуя за этой идеей, становится конечным знанием об определенном объекте, но не знанием целого как такового. Полноценное осуществление идеи невозможно; но идея ставит перед нами задачу. Следовательно, всякая отчетливо определенная целостность есть на самом деле не целое как таковое, а лишь одна из многих относительных целостностей, нечто частное, отдельно взятый фактор. Целое постоянно удаляется от нас по мере развития наших познаний, которым оно же само и управляет. … Поэтому все теории конституции ложны, если они претендуют на постижение человеческой жизни как таковой и основываются на уверенности в том, что прямое (диагностическое) применение теории позволит познать отдельного человека вплоть до самых глубинных его основ»

«Наша фундаментальная установка состоит в следующем: отдельный человек, взятый как целое, не может быть без остатка отнесен к какой бы то ни было из числа категорий бытия; любая классификация «человеческого» возможна только согласно тем или иным частным аспектам или явлениям. Людей классифицировать невозможно; каждый человек изначально представляет собой неограниченное множество возможностей — при том, что эмпирическая реализация этих возможностей ограничена наследственностью и условиями среды».

 

Теперь понятно, почему, рассуждая о конституциях вообще, мы с неизбежностью сталкиваемся с трудностями, противоречиями, логическими нестыковками, невозможностью дать точное определение самому понятию, не говоря уже об идентификации («вычислении») или описании самого типа. Однако, на практике, когда врач с пациентом остается один на один, конституциональный тип часто распознается настолько легко и надежно, а успешное назначение быстро это подтверждает, что в целом идея определения конституционального типа очень плодотворна для лечения. Приведу рабочее определение понятия гомеопатический лекарственный конституциональный тип.

Психологическая и физиологическая организация биологического объекта (не только человека), поддающаяся описанию и делающая его сверхчувствительным к определенным веществам и связанная со способностью специфически реагировать на определенные лекарства в сверхмалых дозах в случае возникновения патологического состояния.

Когда в рамках конституционального типа или попросту конституции формируется патологическое состояние, оно может быть устранено соответствующим конституциональным гомеопатическим лекарством. Конституцию можно представить как сложную мозаику биохимических, иммунологических, электрофизиологических, эндокринных, психологических параметров деятельности организма, находящуюся в непрерывном движении. Нередко, определенные узлы этой мозаики приобретают напряженную, дисгармоничную форму, что выглядит как патология. Эта патология является естественным, а, возможно, неизбежным продолжением конституции. Но это не единственная причина болезней. Все остальные многочисленные причины болезней можно свести к основным миазмам. (Если допустить, что деструктивная жизненная ситуация не реализуется без миазма.)

 Если представить себе идеальный случай пациента, свободного от миазма, все равно он обладает какой-то конституцией, что может давать болезненные состояния. Но наличие миазма тоже может сформировать конституцию или так ее видоизменить, что она будет уже иной, но сохраняющей способность реагировать на препарат, соответствующий исходной конституции. В одну из искусственно сформированных систем заложено представление о том, что исходная конституция - это принципиально, по определению, псора, а потом на нее накладываются черты других миазмов, прежде всего сикоза. Тогда миазмы предстают не как инфекционные начала, а как стадии патологического процесса.

 Гомеопатическая конституция не строгое понятие. Она определяется при исследовании телосложения, общей энергетики (подвижный – вялый, ему постоянно жарко – постоянно мерзнет и т.д.), особенностей пигментного обмена (блондин – брюнет, белокожий – смуглый), эмоциональностью, пищевыми модальностями (пристрастия, отвержения и переносимость определенных видов пищи, но не аллергия на пищу) и, наконец, склонностью к определенной патологии. Это не «настоящая» патология, а естественное проявление особенностей конституции. (Что такое настоящая патология? Например, чума, ангина в период эпидемического подъема или спорадическая, но не постоянно рецидивирующие ангины, любые проявления склероза сосудов, аутоиммунная патология и онкология, однако с большим числом оговорок, которые будут сделаны несколько ниже.) Можно допустить, что в рамках конституционального типа вырабатывается какой-то особенный токсин или существует определенный парциальный дефект систем детоксикации и организм выбирает альтернативные способы элиминации токсинов. С точки зрения организма - все нормально – он поддерживает свою внутреннюю среду в чистоте, однако социальные стандарты нарушены, что создает у человека представление, что он болен, и этому в немалой степени способствует окружение. И вот эти два гипотетических механизма, какими бы впечатляющими внешними патологическими проявлениями они не обладали, могут быть легко устранены назначением конституционального препарата. Это, пожалуй, самый впечатляющий прорыв гомеопатии, сделавший ее славу, поскольку лечение болезней, являющихся продолжением конституции «в лоб», методами академической медицины бывает обескураживающим. Врачу кажется, что он это легко вылечит, делает назначения или даже выполняет операцию, и удивляется тому, что эффекта нет. Например, есть синдром стенокардии в рамках ИБС, и есть синдром стенокардии как конституциональное состояние. И вот, во втором случае, нитраты и другие, всесторонне обоснованные препараты, которые, казалось бы, обязаны решить проблему пациента, не дают желаемого эффекта.

 Теперь обещанные оговорки по поводу часто рецидивирующих ангин, аутоиммунной патологии и онкологии (доброкачественные образования не в счет). То, что эти состояния являются психосоматическими, уже не надо никому доказывать. На этот счет существует обширнейший пласт литературы. В терминах миазматической теории можно сказать, что тот же миазм, который обусловил определенный психотип, вызвал и обсуждаемую патологию. Одновременно с этим на помощь миазму пришел этот вновь образованный психологический слой, ставший уже более или менее самостоятельным фактором. Это дополнительный инструмент миазма, им же порожденный.

Гомеопатические лекарственные типы вовсе не тождественны конституциям, известным нам из антропологии, хотя могут перенимать их отдельные черты. Описания гомеопатических конституций не так уж изощренны и дифференцированы в отличие от психологических портретов гомеопатических препаратов. Судя по всему, представление о конституциональных типах, связанных с минералами, существовало в рамках ятрохимии еще задолго до оформления гомеопатии в самостоятельную область. Это оказало немалое влияние на описательную сторону конституциональных типов.

 Нам известны многочисленные классификации типов. Например, классификация Гиппократа (холерики, меланхолики и т.д.), классификация акцентуаций характера (эпилептоиды, шизоиды, сенситивные и т.д.) классификация соционических типов (Бальзак, Штирлиц, Талейран и т.д.). Все эти классификации претендуют на полноту: они составлены таким образом, что любой человек может быть отнесен к тому или иному типу, или у него могут быть выявлены черты нескольких типов. Учение о миазмах тоже можно считать классификацией, полного охвата: любой объект может быть отнесен к тому или иному миазму или у него могут быть найдены характерные черты нескольких миазмов. (Помним, что Туберкулинум это комбинация Псоры и Люэса с возникновением нового качества). Но вот перечень гомеопатических конституций, как лекарственных типов не претендует на то, чтобы любой индивидуум ему соответствовал. Другими словами, есть люди, у которых нет гомеопатической конституции. Можно выразиться по-другому: такого человека можно лечить и вылечить, но средством его лечения будет не конституциональный препарат. Есть энтузиасты, которые испытывают все новые препараты, чтобы конституциональный препарат был для каждого человека. Верят в это. С моей точки зрения качество этих исследований не очень хорошо. Во-первых, акценты смещены в кухонно-психологическом направлении. Во-вторых, испытатели больше сосредоточены на своей экзальтации и на упоении от своих идей. Испытатели Ганемана четко видели свою задачу в том, чтобы помочь страждущему человечеству. Поэтому 19 век был особый период в испытаниях, информация шла для многих столетий. А сейчас испытание какой-нибудь очередной бабочки, змеи или инертного газа настолько тенденциозно, что все эти вновь испытанные препараты имеют одну суть. Тем не менее такая работа будет приводить со временем к выделению надежно идентифицируемых лекарственных типов. В свое время так произошло с Лахезис.

В любом случае можно получить достаточно полное представление о человеке и, если определен тип, становятся во многом предсказуемыми его поведение или патология. Это справедливо и для гомеопатических типов, с той разницей, что гомеопатическая конституциология не создавалась специально, с целью охватить все человечество, чтобы любой его представитель был отнесен к тому или иному типу.

 Могут быть вполне нормальные конституциональные типы. Человек абсолютно здоров, но имеет узнаваемый конституциональный тип. Но такой же тип может иметь и очень больной человек, и он выздоровеет после приема конституционального препарата. А есть заведомо патологические конституциональные типы. Например, Антимониум тартарикум. Не описан здоровый тип Ант. тартар, а только больной, в основном, с картиной легочного сердца, истощенный, о определенными характеристиками мокроты.

 Есть конституциональные типы, которые выделены достаточно рано и прошли вот уже двухсотлетний путь, доказавший их адекватность и воспроизводимость. Понимание их и описательная сторона складывались по крупицам. Не все описания конституций настолько же надежны. Некоторые авторы встают на скользкий путь. Например, у них есть пациент. У пациента целый ряд особенностей, которые формально являются конституциональными, но совокупность этих особенностей не похожа ни на один конституциональный тип. И что делает такой автор? Он берет один признак – например – плохо загорает на солнце. Обгорает от малейших доз. А известно, что животные альбиносы, если в их рационе присутствует зверобой, могут получать солнечные ожоги. Это же прямой патогенез! И вот автор озарен счастливой мыслью, что вот, у его пациента конституциональный тип Гиперикум.  Идея настолько хороша и так вдохновляет, что все остальные признаки объявляются как конституциональные признаки этого лекарства. Пока все нормально. В науке так делается. Это и называется гипотеза. Она должна пройти проверку. Но что делает автор? На волне вдохновения возникает публикация. А публика, читающая гомеопатическую литературу, изголодалась по конкретике. Идея замечается и соблазняет многих. И вот пошло тиражирование: изустная передача этого нового знания или переписывания из публикации в публикацию, пополнение реперториумов. (У нас принято слепо доверять публикациям. У западных гомеопатов, близких к реперторизационным кругам, может быть даже сильнее, чем у российских.) Это считается установленным фактом. Открытием новой конституции, столь же надежной, как Фосфор, например. И пройдут десятилетия, прежде чем время докажет несостоятельность этого воззрения или подтвердит, что действительно Гиперикум обладает множеством тех черт, которые приписал им автор, то есть такая конституция действительно существует. Нередко бывает, что такие волюнтаристически рожденные конституции действительно прекрасно работают в руках автора, но никто другой не получает результатов. А у некоторых людей такая жизненная сила, такой большой запас свободной энергии, что они просто изменяют мир, не только свой индивидуальный, но и мир людей, подпавших под их обаяние, и в их слое мира действительно систематически появляются носители таких конституций. Похоже, так получилось с Лахезисом.

Конституциональный тип может быть узнан и подтвержден несколькими вопросами, а может быть «вычислен» с помощью Реперториума, но и в этом случае тоже подтвержден дополнительными вопросами.

 Следует отличать конституциональный тип от психологического портрета и от ситуации, создающей конфликт, соматизирующийся в форме болезни, хотя во многом эти понятия перекрывающиеся. Психологические портреты представляют собой изощренные описания особенностей характера, глубинных мотиваций, подтипов, ситуации – несколько иное, но возможно, ситуации не реализовались бы без соответствующих конституций и тогда ситуация сливается с конституцией и расширяет конституцию, быть может необоснованно.

 У человека может быть конституциональный тип, соответствующий одному препарату и психологический портрет, соответствующий другому, а его жизненная ситуация сформировала в нем актуальные узлы напряжений, вышедших на соматический план, которые соответствуют третьему препарату – ситуационному. А это повод задуматься о принципах сочетания препаратов, оставаясь в рамках классического подхода.